Она одновременно стала и звездой экрана, и звездой рок-музыки. И всё это в 18 лет. За эти годы она пережила больше событий, чем многие за всю жизнь. В гостях у «Жизни» самая известная «Ранетка» — Анна Руднева.
— После ухода из группы Вы подружились с Нютой. На чём Вы сошлись? — На схожести характеров, на схожести историй. Мама её тоже одна воспитывала. Как-то интуитивно так сложилось, что мы были с ней в чём-то похожи.
Мне с ней было легко. Я говорила, что мы разделялись на парочки, так вот Женя была с Леной, а мы с Нютой. И у нас, понятно, у всех всегда был разный быт. Мы жили вместе на гастролях. И у девочек были одни правила, у нас с Нютой были другие.
Девочки, например, часто ходили тусоваться куда-то, а нам с Нютой, вот почему мы ещё друг друга нашли, вообще ничего не надо было.
Тогда только «ВКонтакте» начал развиваться, нам было очень интересно в соцсетях. У неё потом PlayStation появился, мы с ней какие-то сериальчики смотрели.
— То есть вы домашние, а девчонки — тусовщицы? — Да. Они нам закидывали ключи и говорили: «Так, если мы не вернёмся, вещи наши соберите на утро».
Конечно, они всегда возвращались, но на всякий случай они нам всегда оставляли ключи. А мы заказывали себе в номер еду, музыку включали.
— А конфликты из-за чего происходили? — Часто это были личные какие-то истории, у всех молодые люди. Кто-то кому-то нравился, кто-то кому-то не нравился. Работаем же вместе, соответственно, всегда есть повод столкнуться интересами.
Да и просто бесили, 24/7 только с ними. И потом, мы друзьями не были. Мы были, если хотите, родственниками.
Родственник – это ведь человек, который в твоей жизни как-то появился сам, ты его вообще не выбирал, но он какой-то тебе близкий и родной, ты как будто его обязан любить, потому что это твой родственник – двоюродный брат, сестра, что угодно, дядя какой-то. То есть это человек, который у тебя априори есть, ты не можешь его выбирать.
— А когда эта история с Лерой произошла, не было ощущения, что может такое и с Вами произойти?
— Не было, потому что у Леры и Сергея были отношения. Мы же прекрасно понимали, что этот конфликт случился только из-за их связи. А у нас-то… Наоборот, нам было легче, потому что мы с ним очень дружили, ему можно было что угодно сказать.
Кстати, мы были обязаны его слушать, но сказать могли что угодно. Понятно, что его никто никуда не посылал – вряд ли ему это понравилось бы.
— А Вы помните своё первое впечатление о нём? — Он мне не понравился. Мне показалось, что он какой-то мутный. Я не знаю, как это сказать сейчас, не используя сленг. В общем, он показался мне неприятным, но это были первые пять минут.
Потом, когда он с нами познакомился… Помню, он попросил меня сыграть то, что у меня лучше всего получается. Я сыграла, и он сказал: «О, клево». Когда он это сказал, я поняла – наш человек. Кроме того, он был одет по-молодёжному.
Он вообще всегда так делал. Он был такой вот, как мы. Мы иногда вообще забывали, что ему столько лет. Потому что он себя так вёл, как будто действительно душой с нами, такого же возраста. У него были джинсы, кроссовки белые.
— То есть первое впечатление — не понравился, потом — творческая влюблённость. Как менялось потом отношение к нему?
— Потом он стал для меня достаточно большим хорошим другом, потому что Серёжа тот человек, который, как моя бабушка, принимает вообще всё. Единственное, он очень ругался, когда мы начали курить.
Мы репетировали в Доме культуры и выбегали курить за здание. Чтобы он не чувствовал запах, держали сигарету на палочке. Потом мы поняли, что нам это неинтересно, потому что он нас очень быстро спалил. Мы прятались за одним углом, а он вышел из-за другого.
Мы его не видели, стояли шушукались, а он такой: «Девчонки, а что это вы тут делаете?» Мы бросили сигареты, и, вместо того чтобы сказать, ради чего мы тут стоим — ну, уже было видно, что мы там делаем — мы от него побежали.
Потом он над нами ржал: «Ну, что вы делаете? Вы же себя травите». Но он не отчитывал, он всегда хотел, чтобы мы были хорошими людьми с хорошим здоровьем. Потом отношения были такие, больше дружеские.
И он всегда оставался для меня отчасти родителем. Поэтому я не могу считать его, как другие девчонки иногда считают, очень нехорошим человеком. Он мне как родитель.
Даже если ты понимаешь во взрослом возрасте, что родитель что-то сделал не так в детстве, ты всё равно его любишь, он же твой. И с Серёжей было абсолютно то же самое.
— Когда у Вас к нему вопросы появились? — Лет в 20. Причина была следующая: пошёл резкий спад популярности, с которым он не мог ничего сделать. Не было на тот момент каких-то инструментов, чтобы что-то придумать, и денег стало меньше.
То есть они были-были, а потом резко кончились. И в какой-то момент, когда у нас их не осталось совсем, мы начали задавать ему вопросы, что мы будем делать дальше.
И Серёжа на тот момент не растерялся, он предлагал офигительные варианты, как мы можем дальше монетизировать то, что мы сделали. Он предлагал уйти в соцсети — тогда очень активно стали развиваться соцсети.
Серёжа был первым человеком, который придумал блоги в России. Всё, что делала потом Катя Клэп, мы начали снимать, когда ещё в России не было и «Ютуба», и блогеров не было. На тот момент для всех это было ещё суперстранно.
Ты нажимаешь кнопочку «Ранетки» и переходишь на нашу как будто бы страницу, типа как Livejournal в своё время. И там были наши видеоролики. — То есть работу продюсера он выполнял хорошо?
— Он был суперкрутой в плане того, что видел всё наперёд. Он запустил мой собственный проект – «Аня Плюс». Про него до сих пор очень много спрашивают, потому что это было как будто бы шоу, как будто бы мы снимали свою жизнь на камеры.
Но у нас очень сильно начали портиться отношения с ним, и важную роль в этом сыграл ещё один фактор: у Серёжи появился молодой коллектив, которым он начал заниматься. И мы очень его ревновали.
Причём ревность не с меня началась. Я помню, как ко мне подходили девчонки, говорили: «Что-то он вообще на нас забил. Смотри, он там с ними постоянно». — Поэтому, думали, и популярность упала?
— Нет, популярность упала не поэтому. Популярность упала, в принципе, просто потому, что жизнь любого артиста длится периодами. Это порядка 2-3 года, и Сергей это говорил нам ещё тогда, когда мы даже не начали.
Он, кстати, предлагал нам ещё один классный вариант. «Вы разойдётесь по сольным проектам, — говорил он. — Мы будем вести каждую из вас». Мы даже начали писать тогда мой сольный проект, и мой сольный проект должен был быть при поддержке Риты Дакоты.
Но начались шушуканья, типа «вот Серёжа такой-то», плюс мы устали, денег не было. Мы как-то начали быстро отпускать вожжи. Мы поняли, что вообще никто ничего не хочет делать.
И самое важное — мы ему не поверили, что дальше это может как-то работать. Хотя спустя время он сказал: «Как жаль». У нас даже был свой портал как социальная сеть, кажется, «Ранетки Лэнд».
Понимаете, он даже придумал свою социальную сеть, он вложил в неё очень большие деньги. На самом деле, мы могли из этого что-то сделать.
— Вы ему не поверили, подумали, что он всё заграбастает себе? — Нет, мы подумали, что он не может больше ничего сделать. Мы подумали, что всё.
Что ты, Серёж, можешь нам предложить? Плюс денег не было. Кроме того, мы очень сильно устали от всего.
— Плюс ещё была некая тирания с его стороны. — Я бы не называла это словом «тирания». — У меня просто есть несколько фактов, которые я хотела бы уточнить. Во-первых, он называл себя Папой Ранеткой. Кто был мамой?
— Директор Серёжа Крылов… Слушайте, я знаю, откуда вы взяли эти фразы. Это цитаты из Жениной книги. Женя так это преподнесла, будто бы это всё неестественное. Отчасти это действительно так.
Я тоже спустя время понимаю, что это странно выглядело, но на тот момент мы сами начали его так называть. Мы сами начали ржать, что раз мы «Ранетки», то у нас есть Папа Ранетка. То есть это не он себя так назвал. Это было больше наше решение. — Семья Ранетки какая-то.
— Почему слово «папа» пришло? Потому что он говорил: «Я хочу, чтобы у нас были такие отношения, как в семье». Он говорил, что мы все одна большая семья, нам нужно держаться дружно, вместе.
«Девчонки, давайте по-честному говорить, как есть»,- говорил он. Вот такой был уклон. Не то чтобы Сергей хотел нас всех удержать. Хотя, возможно, и в этом была его цель. Но для нас, по крайней мере лично для меня, я не буду говорить за всех, это было так.
— Вас это не напрягало? — Тогда нет. Меня это и сейчас особенно не напрягает, потому что, я говорю же, мы как родственники были между собой. — А что за история с «Дневником месячных»?
— Я сейчас педагог по вокалу с большим стажем работы. Когда ко мне приходят клиенты, я тоже уточняю такие достаточно интимные вопросы. Потому что, когда случаются в жизни женщины эти дни, то тело отекает, как минимум.
И отекают связки, а когда связки отекают, человек начинает очень быстро уставать от работы. Кроме того, он может что-то не сомкнуть и сделать что-то неправильно.
Соответственно, я должна знать такие подробности, чтобы сохранить вокальное здоровье клиента.
И вообще, в принципе, настроение в такие дни очень сильно переменчивое. Что касается нас, то, сами посудите, мы работали 24/7, всё время вместе, и Сергей говорил: «Девчонки, ну я же вижу, что вы иногда с ума сходите».
А мы реально сходили с ума, потому что пять разных девочек в коллективе, а он должен был как-то проект удержать. «Короче, ведите дневник, чтобы я понимал, что к ней, например, в этот день подходить нельзя», — так Сергей объяснил нам необходимость «дневника». Не было никакого странного подтекста.
— Ваши родители нормально к этому относились? — Родители таких подробностей не знали. Я прекрасно понимаю, что не могла маме сказать об этом. — И Женя, и другие девочки рассказывали о том, что их границы нарушались.
— Мне просто интересно, в каком контексте эта фраза была сказана. Потому что это тоже играет роль. — Например, Женя рассказала, как в 16 лет ей подарили фаллоимитатор…
— Я не помню эту историю, но Женя всегда была достаточно яркого нрава, рок-н-ролльная. Ей дарили такие вещи не потому, что у нас был кто-то сумасшедший, Серёжа и так далее, а потому что для неё это было нормой.
Для неё очень часто было нормой то, что для меня, кстати, не было нормой от слова «совсем». Со мной таких историй, например, как в Жениной книге, не происходило. Но эти истории я видела и помню.
Как я уже говорила, девочки оставляли нам ключи от номера и заявляли: «Мы пошли, нас не искать, мы придем утром». Где они были? Никто не знает. Это было нормой для них. Это не значит, что это плохо или хорошо, у них была такая жизнь.
И многие вещи, которые с ними происходили, они сами и инициировали. Понимаете, Женя всегда была достаточно такого раскрепощённого нрава, и для неё было много чего нормально.
Со мной такие истории не происходили, потому что это было мне не по кайфу, я говорила: «Я никуда не пойду, мне не интересно». И никто ко мне не лез.
Серёжа не был таким человеком, который к кому-то куда-то лез. Да, он был во многом странный, но все творческие люди чуть-чуть с приветом.
— Можно сказать, что он был влюбчивый? — Влюбчивый, да. — Это и Лера, и Наташа? — Да, да. — А ещё Женю закрыли в комнате, когда там какая-то групповуха началась… Это было?
— Я, кстати, не помню подробностей, почему так случилось, что она там оказалась, но её там никто прямо не закрывал. Там не было такого, что ей сказали: «Ты идёшь вот туда, и ты тут сидишь. Вот все остальные уходят, а ты, Женя, остаёшься».
Как-то так оказалось, что она там была. У Жени вообще было много интересных историй. У меня такого не было. Но опять же всегда есть выбор. Ты же можешь пойти, можешь не пойти. — Вам понадобился психолог, потому что Вы всё это наблюдали?
— Мне понадобился психолог не потому, что я за этим наблюдала, а потому, что мне хотелось как-то изменить свою жизнь в другую сторону, но мы, конечно же, все родом из детства, поэтому начали прорабатывать всякие разные штуки и события из детства, и там оказалось действительно очень много травматичных событий.
Очень. Не только это… Там и работа, и такие непростые отношения в коллективе, что пять девочек, постоянно все вместе, что с нами чужой человек, который не является нам отцом. Там всё было одной сплошной травмой.
Это факт, я вообще не буду с этим спорить, это так. Но, к сожалению, или к счастью, это был наш выбор, мы там оказались по собственной воле и в любой момент могли уйти.
Если бы мы захотели уйти, никто бы нас держать не стал. Серёжа не был таким тираном, который бы сказал: «Сидеть всем здесь и работать». — Уйти может человек, который созрел. А если его ребёнком взяли, поместили в кокон, он не может уйти.
— Поэтому я отчасти и сравниваю Серёжу со своим родителем, потому что понимаю, что человек, который столько лет провёл со мной вместе, который меня очень многому в жизни научил, не может быть идеальным и всегда хорошим.
— Он болезненно воспринял распад группы? — Да, он очень много лет это в себе носил. Мы с ним несколько лет вообще не разговаривали. А однажды я ему просто позвонила. Мне очень захотелось сказать ему спасибо.
Помню, на тот момент я работала в школе на Рублёвке, у меня была офигительная, скажем так, должность, место, деньги, статус. Я вдруг поняла, что всё это дал мне он.
Понятно, что я всем этим потом распорядилась так, как считаю нужным, но тем не менее он очень большую роль сыграл.
Я ему позвонила и сказала: «Серёж, привет». Он удивился: «Что ты мне звонишь?» Я ответила: «Просто так. Хочу тебе сказать спасибо».
А на тот момент девочки уже хотели пересобрать коллектив, и я у него аккуратно спросила: «Слушай, как ты вообще на это смотришь?»
Потому что только ленивый нам не говорил: «Девчонки, если вы сейчас соберётесь, вы опять будете суперзвездами». И были эти попытки. В общем, я спросила: «Давай по-честному. Все взрослые люди.
Тебе как бы было, если бы мы сами работали? В целом, мы уже взрослые люди, а ты просто будешь что-то иметь с этого. Ну, что ты хочешь? Как ты это видишь?» Он сказал: «Я не очень хочу, потому что ещё не пришло время некоей ностальгии.
Давай дождёмся яркой ностальгии, и тогда это можно будет сделать. Но опять же, при условии, что вы все выросли. Если вы готовы вообще собраться сами. Я не очень верю, что вы это осилите».
Так это и произошло — мы все переругались буквально сразу. Начали делать проект на YouTube и сразу же поссорились на почве денег. Началось опять с меня. — Вы сказали сумму, какую хотите?
— Нет, я сказала, что хочу иметь чёткий свой конкретный процент, который будет выражен на бумаге, это раз. Также сказала, что хочу, чтобы канал принадлежал всем и чтобы это было зафиксировано на бумаге.
А ещё я девочкам откровенно сказала, что общаюсь с Сергеем. Они посчитали меня предателем, хотя я ничего не скрывала, а открыто всё сказала.
— Если вам всем вместе сесть и поговорить, нормально же всё будет. Ну, чего вы? — Мы после той истории несколько лет вообще не общались. Девочки такие: «Ну, ты, Руднева, вообще! Ещё и о деньгах думаешь.
Ещё и с Серёжей общаешься. Катастрофа». Я тяжело переживала этот момент, потому что мне не хотелось, чтобы они обо мне так думали. — А они ещё и видео записали.
— Когда я увидела это видео, честно, не спала три дня первый раз в жизни. Хотя до этого у меня были разводы с мужем, куча страшных историй.
Дима говорил, мол, чего ты из-за них переживаешь, а я ему в ответ: «Ты не можешь этого понять, это часть моей жизни. Эти люди мне в любом случае родственники». В общем, в очередной раз мы поняли, что не можем вместе вообще работать.
— Ну это пока… — Лена уехала на ПМЖ очень далеко, с Женей у нас никогда не складывались отношения. С Нютой мы друг про друга когда-то всё поняли. Люди все взрослые, у каждого свои проекты. И остаётся Наташа, с которой мы в прекрасных отношениях.
Мы с ней делаем вместе музыку для других артистов, работаем, как и работали. И она офигенская, классная, с ней можно всегда договориться обо всём. Я не могу понять, зачем мне это всё снова? А стоит ли оно того?
Если у меня сейчас такая интересная жизнь, если я уже давным-давно не ассоциирую себя с маленькой артисткой в рваных джинсах, у меня уже давным-давно другая история, зачем мне всё это? Хотя, может быть, когда-нибудь мы ещё и выйдем на сцену…
