ОЛЕГ ПОПОВ И КГБ
— Олег Константинович, вы в 29 лет получили звание «народный артист СССР», но так и не вступили в КПСС. Как удалось — ведь это же была «обязаловка» для артистов такого уровня?
— Я вообще считаю, что клоун не должен зависеть от какого-то политического курса, он должен всё делать по совести. Конечно, меня уговаривали и даже угрожали. Но мне все время удавалось закосить… под придурка.
— Тем не менее, вы были артистом супервыездным. Интересно, на вас кагэбэшное досье собирали?
— Наверняка! Но если бы там было нечто «этакое», для меня сразу перекрыли бы все границы… Могу сказать, что с органами у меня всегда были самые тёплые отношения.
— В каком смысле?
— В каждую поездку с нами обязательно ехал «представитель отдела культуры». Были среди них и нахалюги, которые сами провоцировали артистов, чтобы выслужиться. Но в основном это были люди хорошие. И очень смешные…
Всем «штатским» мы давали подпольные прозвища. Однажды нас сопровождал кагэбэшник — ну копия Хрущёв! Приезжаем в Вену. Он никуда не вмешивался, только просил: «Ребята, по одному не ходите! И никаких контактов с иностранцами».
А, как известно, в загранпоездках у наших людей просыпается стадное чувство — один что-то купил, и все бегут покупать.
На этот раз кто-то набрёл на дешёвую распродажу чайно-кофейных английских сервизов, и весь коллектив набил ими полные ящики. Я, кстати, тоже купил…
В конце гастролей «Хрущёв» решил проверить, как грузят багаж. Стоял, смотрел и вдруг один из верхних ящиков падает и бьёт его по башке. Ужас! Всего перебинтовали, привезли в отель, лежит бледный, охает-ахает.
Вскоре стали к нему приходить артисты. И спрашивать: «Василий Семёнович, сильно попало?» «О-оч-чень сильно!» «Василий Семенович, а вы не помните, это не мой ящик упал?»
Один приходит, второй, третий, все с одним вопросом: «Это не мой?» «Хрущёв» обиделся, что никого не интересует его голова, закрылся и никого не пускал. Да хрен с твоей головой! Там же сервиз! Ха-ха-ха!!!
Какие клички мы им только не давали! Одного прозвали «Чебурашка» — за громадные растопыренные уши. Другого «Стальной челюстью» — у него верхние зубы были из нержавейки.
И вот на каком-то банкете сидим с ним рядом, выпиваем…Он говорит: «Олег, почему меня называют «Стальная челюсть»?» Как бы, думаю, выкрутиться. «Дзержинский, — отвечаю, — был весь железный. А у тебя только одна челюсть!»
— Русский артист за границей в те годы всегда был подвержен соблазнам. Красивая сытая жизнь, случайные половые связи, предложения остаться на Западе… Было?
— Может, и было! Зато дураков хвастаться этим не было. Только пикни среди своих же…
— Стукачи?
— О-о-о!!! Ещё какие! В труппе их все знали. И поэтому вели себя очень осторожно. Столько хороших артистов погорело на ерунде.
У нас один чудак, вылетая из Парижа, завернул свои старые ботинки в газету «Русская мысль». За это он больше ни разу в жизни никуда не выезжал. И рухнула карьера. А был ведь очень талантливый акробат…
«СИДЕЛ НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ. НЕ ПОНРАВИЛОСЬ»
— Многие советские вожди на праздники и банкеты любили пригласить народных артистов. Приходилось выступать в такой «нештатной» обстановке?
— Нет. Только в цирке. Бывало директор прибегает, весь дрожит: “Т-т-там в п-ппп-правительственной л-л-ложе кто-то сидит… Д-д-давай, к-а-как следует!” Почему как следует? Буду работать, как всегда.
Ни с Хрущёвым, ни с Брежневым, ни с Андроповым, ни с Горбачёвым лично я ни разу не сталкивался. И слава Богу! Потому что многие мои коллеги, которые с такими высокими людьми были на дружеской ноге, кончили плохо.
Например, известный дрессировщик Евгений Рогальский, царство ему небесное, дружил с министром внутренних дел Щёлоковым.
И когда тот попал в немилость, Рогальского тоже взяли за одно место и посадили. Туда же многие ушли. И Горский, и генеральный директор Союзгосцирка Колеватов. После тюрьмы все почти сразу поумирали…
Кстати, интересный случай вспомнил. Во время процесса над Рогальским я сидел в зале суда.
В перерыве тот попросил судью: мол, пустите ко мне на скамью подсудимых Олега, напоследок чайку вместе попьём. Пустили. Я посидел, поёрзал — надо же было попробовать своим задом, каково там.
— И как?
— (Смеется.) Так себе…
— Вас могли упечь за решётку? Например, по тому же «цирковому делу» директора Союзгосцирка Анатолия Колеватова, осужденного на 13 лет за взятки.
— Запросто могли посадить! И меня, и Никулина тянули по этому делу. Его контролировал лично Андропов. Все усугублялось отношениями дочери Колеватова с Галиной Брежневой.
Там ещё дело министра внутренних дел Щёлокова добавилось. Жена Колеватова, актриса театра Вахтангова Лариса Пашкова, не дождалась возвращения мужа из заключения и наложила на себя руки в 1987 году…
Прекрасный человек был Колеватов! У нас были добрые отношения. Какие там взятки?! Ну были какие-то сувениры. Один раз он попросил меня: «Олег, привези мне маленький магнитофон». Разумеется, я не мог отказать. Никулин подарил ему, кажется, часы.
Разве это повод, чтобы меня, например, телеграммами вызывать из Сочи, где были полные аншлаги, или Ленинграда. Таскали на Петровку, 38! Крутили-вертели. Следователь спрашивает: «Вы давали взятку Колеватову, чтобы ездить в загранпоездки?»
Я говорю: «Зачем мне давать взятку? Во-первых, я самую большую ставку получаю. Во-вторых, меня не посылают за границу, а просят поехать. Это мне нужно взятку давать, чтобы я согласился!»
— Олег Константинович, вы были на западе «визитной карточкой» Советского Союза, а на родине всенародным любимцем. Скажите честно: пользовались этим?
— Однажды звонят из Краснодара: «Олег, мы так хотим тебя видеть, приезжай на 2-3 дня. Гонорар — называй любую сумму. Когда выслать самолёт?» Раньше таких разговоров не было. Ну, на вечеринку пригласят — выпить, закусить.
Корабль давали — на выходные по Волге покататься. Придёшь на завод, что-то на станке сделать надо — не для себя лично, для репризы, никогда не отказывали. Уважение, любовь я чувствовал, но никогда лишнего себе не позволял.
— Тем не менее, периодически гремели «цирковые дела». Ваше мнение: выражение «цирковая мафия» применима к советскому цирку?
— Понимаешь, само это слово «мафия» в моем понимании — бешеные деньги, стрельба, трупы… Сейчас по телевизору каждый день смотрю: то захват заложников, то, покушение, то взрывы! Кошмар! Но в цирке и вокруг цирка, по-моему, ещё никогда никого не убивали.
Так, может, коррупция маленькая и была, но называлось это другим словом – «блат». Раньше вообще у нас вся жизнь блатная была. А что делать? Это сейчас за деньги всё можно купить, а тогда только так: ты — мне, я — тебе. Это было нормальное явление.
У меня, например, было очень много знакомых директоров магазинов. Потому что только через них можно было достать деликатесы — колбасы, рыбки или икорки. Уезжаешь за границу, каждому обязательно надо везти сувенир.
Приходишь: «Костенька, колбаски нужно». Тот видит: у меня в руках пусто. «Ты что, не мог вчера прийти? Вчера всё было». Я ему: «Жаль, я тебе магнитофон привёз для автомобиля». «Да?»
Тут же звонит в подвал: «Мария Ивановна, сейчас Олег спустится, отпусти ему всё, что скажет». Или даёшь контрамарки. Тогда все первые ряды занимали директора магазинов. А мафия?
Если кто пирожками подпольно торгует, не будешь же говорить: пирожковая мафия. Настоящие мафиози вертолётами крутят, нефтью, газом, наркотиками, а не обручами под куполом цирка.
САМЫЙ ВЕЛИКИЙ — ЧАПЛИН
— За многие годы вы рассмешили миллионы людей. Любопытно: а сами вы когда-нибудь плакали от счастья?
— Однажды. Но зато как! Это было в Монте-Карло, когда я получил «Золотого клоуна». 1984-й год. Ты понимаешь, у нас постоянно всё через одно место… В этот день нам вручали Гран-при. И в этот же день в Польшу вошли советские войска. Но мы-то ничего не знали!
Нас отвезли в Ниццу, дали какие-то деньги на сувениры, обещали прислать автобус. Час ждём, два, три — автобуса нет. А нам выступать… Как добирались — неописуемо. И когда мы вошли в зал, у организаторов шары на лоб, откуда они взялись?
Дальше — хуже. Выхожу со своим номером: фонограмму не включают, оркестр играет другую музыку, осветитель вместо меня освещает прожектором стены. И тут… Публика есть публика, всё чувствует.
Видел бы, как она своими аплодисментами меня поддерживала. Вечером получаю своего «Золотого клоуна», и тут как накатит! Я рыдал, рыдал, рыдал…
– Прямо на сцене?
– Белугой! Потому что было такое напряжение. Я думал: ну за что? Политику делают политики, а мы, артисты, должны отвечать. Другой случай.
Приезжаем в Америку — убивают Кеннеди. Кто? Освальд. Где он был? В Минске — моряком! Значит, русские убили. Неделю вся труппа не вылезала из отеля.
Приезжаем на Кубу — в блокаду попадаем. Карибский кризис! Надо уезжать — нас не выпускают. Прилетает Микоян на переговоры, кое-как уговаривает отдать ракеты. А нам в это время уже автоматы выдают, мы уже солдаты — война. Ужас!
— Марселю Марсо принадлежит фраза: «Олег Попов — самый великий клоун, которого я видел в своей жизни». Кто, по-вашему, самый великий?
— В Советском Союзе, на мой взгляд, лучше Карандаша никого не было. Карандаш-то сам по себе маленький был, смешной. Ой, какой же он был смешной! Ну, просто умора. Ещё был — Мусин. Очень хорош был рыжий клоун Мусля.
На западе мне нравились Фортелини, Франческо — прекрасные артисты традиционной клоунады. Ну а самый-самый великий, разумеется, Чаплин. Он вне конкуренции…
В сороковые годы, когда у нас в прокате появились его фильмы, я не пропустил ни одного. И никогда не думал, что мы с ним познакомимся.
— Вы были знакомы?
— Во время гастролей по Италии в 1964-ом мы вдруг случайно узнали, что как раз в это время в Венеции отдыхает Чарли Чаплин.
И решили пригласить его на наше представление. Чаплин вышел к нам в белом костюме. Мы не знали английский, он — русский, но мы полчаса разговаривали.
— О чём?
— Не знаю о чём, но все четверо просто помирали со смеху! Когда люди хотят понять друг друга, им вовсе не обязательно знание языка.
Чаплин извинился, знаками показал, что завтра улетает. Мы сфотографировались на память, потом он прислал мне в Москву свою фотографию с дарственной надписью.
— Это правда, что вы мешками получали письма, где на конверте было написано всего два слова – «Олегу Попову»?
— Даже из загранки. «Moscow. Oleg Popov». И доходили! Некоторые удивительные. Открываю одно: «Спасибо, вы мне жизнь спасли!»
Оказывается, у девушки случилась трагедия, шла броситься под поезд, как Анна Каренина, проходила мимо цирка, и кто-то ей предложил билет. А в этот день я выступал. Она посмотрела спектакль и поняла: жизнь прекрасна, и удивительна.
В другом письме такая история. Когда-то во время представления я вручил шарик маленькой девочке. Потом, годы спустя, она привела в цирк своего внука и так совпало, что я вручил и ему. Согласись, потрясающе!
ТАЙНЫ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ
— Ваша первая жена – скрипачка по образованию. Как же вы познакомились?
— Александра была очень красивая. Мы познакомились в цирке в 1952 году. Она пришла к какому-то парню, мы сидели в гардеробной.
Я ему говорю: «Хотя бы мороженое ей купил!» Ну так, в шутку. А он: «Иди и сам покупай». Я пошёл, купил. Потом мы поженились, родилась дочь Ольга.
— Значит, в жизни вы мужчина серьёзный — угостил мороженым и сразу женился!
— Да раньше всё некогда было! Сплошные гастроли, разъезды… А вокруг — одни поклонницы. Ненормальные какие-то. Едут за тобой из города в город, преследуют по пятам.
Одна, например… Мы месяц гастролировали в Симферополе и целый месяц точно в одно и тоже время, в одном и том же месте она ждала меня каждый вечер.
Не говоря ни слова, дарила розу. И всё. На нервы действовала! Я даже дёргаться начал перед выходом. Этого не забыть…
Но так и напиши: несмотря ни на что в личной жизни Олег Попов был счастлив. Я ведь и первую свою жену любил, и вторую люблю. Александра ещё во времена СССР умерла от рака. Год, по русскому обычаю, я был в трауре.
Потом вот Габриель, как говорится, Бог дал. На эту тему есть анекдот. Тонет мужик в реке. Проезжает мимо лодка, с неё кричат: залезай, мол. Мужик отвечает: «Нет. Меня Бог спасёт». Через какое-то время вторая лодка, опять кричат: «Ты же утонешь!»
Тот стоит на своём: «Меня Бог спасёт». Потом третья лодка. Мужик и на этот раз отказался. И утонул. Попадает к Богу. «Как же так, я тебя просил, а ты не спас!» Бог ему отвечает:
«Это же я тебе три лодки посылал». И вот когда я встретил Габриель, подумал: может, Габи и есть та самая «лодка».
— Насколько я знаю, история вашей встречи очень необычная.
— Это было в 1990 году. Она приехала из Германии в Австрию специально посмотреть на меня. Билетов не было, мест тоже. Но она прошла, стояла на проходе. Я раз вышел, два, три.
Стоит. Говорю: дайте же ей стул из моей гримёрной. В антракте она пришла с программкой за автографом. И я, уж сам не знаю почему, попросил у неё телефон… Когда я потом нашёл эту бумажку в мусорном ящике, страшно обрадовался.
С помощью переводчика выучил две фразы на немецком языке – «добрый день», «как вас увидеть». И позвонил. Она отвечает: «Я приеду».
А так получилось, что наш аргентинский импресарио (кстати, коммунист) нас бросил, денег не заплатил. Что делать? В этот момент приехала Габи. И забрала меня вместе с реквизитом.
Ей не было тридцати, мне — шестьдесят. Через два года мы сыграли свадьбу. Раньше мы выступали вместе с дочерью Ольгой (она цирковая танцовщица на проволоке), но она ушла из цирка — живёт под Франкфуртом. Теперь я работаю с Габи.
НИКУЛИН ОЧЕНЬ СИЛЬНО МЕНЯ РЕВНОВАЛ
— Вас не задевает то, что некоторые ваши коллеги считают вас «предателем»? — Какой же я предатель?! Мы здесь работаем по контракту! В Германии, Франции, Австрии, Голландии. К тому же у меня здесь семья, дом.
Гражданство я менять не собираюсь, у меня был и будет только один — русский паспорт. Я от Родины не отказывался, это Родина от меня отказывается.
Я же не вор, не убийца, по тюрьмам не скитался. Не требую «ролс-ройс» или квартиру. Просто я не хочу на родине умереть с голоду…
Я сейчас одну штуку вспомнил интересную. В Чили меня пригласили в ресторан, по поводу того, что один коммунист из тюрьмы вышел. Собрались его друзья, сели, заказали курицу.
А тот как завопит: «Только не курицу — она мне в тюрьме надоела!» Получается, лучше в чилийскую тюрьму, чем в Россию. Там все-таки курицу дают.
— Выходит, не вернетесь никогда? — Надежда есть всегда. В России похоронены мои предки, моя бабушка, моя жена. Хоть на могилы сходить… Если бы я вернулся, может, и не стал выступать, но опыт-то передавать могу! Или.
Разве я не смог бы быть директором цирка на Цветном? Ну ладно — был Никулин, но почему после него его сын — директор. Он же к цирку никакого отношения не имеет! Тот же Никулин популярность получил только благодаря кино. Я не говорю, что это плохо.
Всё, что он сделал в кинематографе — прекрасно. Но он не такой цирковой как я. На проволоке не ходил, не жонглировал, на руках не стоял, не прыгал… Только ля-ля-ля и анекдоты. Почему? Да потому что партбилет имел!
— Какая чёрная кошка пробежала между вами и Юрием Владимировичем? — Моё мнение: Никулин очень сильно меня ревновал. Я имел большой успех на Западе, а он нет.
Другого объяснения, почему он не подпускал меня к московскому цирку на пушечный выстрел, я не нахожу. Говорю: «Мне обязательно нужно в Москве показываться на публике». А меня на пять лет «ссылают» в цирки сибирские.
Хотел на Цветном бульваре отметить шестидесятилетний юбилей, Никулин не разрешил, сославшись на обвалившийся потолок. Но потолок-то обвалился в кассе, причём здесь манеж!
Ну ладно, уехал я. Так зачем поливать меня грязью, якобы за границей деньги артистам не плачу. Как будто у меня здесь цирк собственный!
— Словом, обида осталась? — Ещё какая! Вот я всю жизнь честно работал. И в семье было не так, как хотелось. У меня одна дочь, а могло бы быть три-четыре-пять. Когда? Как цыгане, всю жизнь на колёсах — гастроли за гастролями, в Москве был только проездом.
Народный артист. И награды у меня — орден Ленина, три — Трудового Красного Знамени, несмотря на то, что я беспартийный… Помню, у меня было сильное воспаление лёгких.
Но директор плачет: выручай, все билеты проданы. Разве я мог отказать? Привозили, я на уколах выступал, а на улице поджидала «скорая». И опять в больницу…
Сейчас поневоле думаешь, зачем я это делал?! Всю жизнь думал о старости, деньги какие-то откладывал на книжку. И пришло время — всё это лопнуло. Государство забрало у меня все, что я собирал 45 лет! Ну я понимаю — война, катастрофа, катаклизм, метеорит упал.
Пожалуйста! Но в мирное время обобрать как липку и спрашивать: «чего в Москву не приезжаете?» А я не хочу быть на родине нищим! А родина толкает меня идти в подземный тоннель, положить на пол кепку и подкидывать три шарика, авось подадут…
— Не считали, сколько валюты для казны СССР вы заработали? — А-а, не хочу считать! Много, миллионы, наверное. Кстати, о миллионах. Это было на гастролях в Каракасе лет двадцать назад. У меня был день рожденья.
На арену торжественно вытащили громадный торт со свечами в виде клетчатой кепки. Объявили: Попову сегодня столько-то лет. Весь зал запел «Happy bеrdsday to you», объявили антракт.
Заходит какой-то господин и говорит: «Сидящий в зале популярный телерепортёр прислал вам чек». Беру чек в руки, там написано «миллион». Причём чек настоящий!
А руководителем нашей поездки была Галина Васильевна Шевелева. Она — р-раз — и выхватывает его у меня: «Это собственность советского государства! Завтра этот чек я отдам в посольство». Не буду же с женщиной драться.
На следующий день она пошла в посольство, эти кретины схватили бумажку и в банк за денежками. А там смеху! Чуть пузо не надорвали: какой миллион песо?!
Там же написано «феличита» — миллион счастья! Потом Шевелева пришла вся красная: «Возьми обратно». «Нет, — говорю, — я же своему государству зла не желаю…»
— Сегодняшняя Россия глазами клоуна — это смешно? — Смех сквозь слёзы… Обидно все это наблюдать! Мы какие-то проклятые что ли? Богом забытые?
Ведь талантливый народ! Война закончилась — сорок лет на войну сваливали, вот почему, мол, так плохо. А теперь-то что?
— Если помечтать: вы приехали в Россию. С какой программой, репризой? — С самой лучшей! Я представляю, какая встреча будет. Правда, друзья не придут — они все в гробу лежат. Может, люди придут… А реприза? Что-нибудь про Думу.
Там Жириновский всё время выступает в клоунаде, мой хлеб отнимает. То драку затеет, то водку выпустит. Ну, молодец, ну, хорош! Правда, мне нравятся такие ребята. Если человек с юмором, он не такой зловредный. Человек без юмора — это зло в кубе.
— И последний вопрос. Карандаш подписал вам фотографию: «Желаю достичь большего, чем я». Добились?
— Я думаю, добился. Почему? Открываю однажды книгу рекордов Гиннеса и вдруг нахожу свою фамилию. Думаю, что я такого рекордного сделал? А там написано: «За большую популярность как на Западе, так и на Востоке». Если верить книге, это большая редкость.
… Мы проговорили более 6 часов. Затем Олег Константинович устроил мне экскурсию по своему дому с настоящей цирковой ареной
(точь-точь как в Цирке на Цветном бульваре, только в миниатюре), показывал номера из новой программы – через два дня они с Габи уезжали на гастроли в Голландию.
Расспрашивая о России, он то смеялся, то плакал, и огромные слезы вытирал чисто по-русски — рукавом.
На пороге гостиницы в Нюрнберге, куда, несмотря на выпитый «Абсолют» (и не только!), Олег Константинович на своем мерседесе меня отвез, он на прощание сказал:
«Напиши, что я живой и очень скучаю по своим зрителям. А приеду ли? Почему нет, просто не знаю, когда».
После той публикации в «Совершенно секретно» с Поповым на обложке, посыпались звонки с телевидения, радио: мол, расскажи, как он там… Потом позвонил Андрей Караулов (в 2023 году признан иноагентом, — авт.): дай координаты, хочу о нём передачу сделать.
Затем цикл передач об Олеге Попове снял Первый канал. Вскоре почувствовалось: «процесс пошел», интерес к нему огромный и его приезд в Россию вот-вот состоится.
Конечно, все эти годы мы с Олегом Константиновичем созванивались, он рассказывал новые истории из своей прошлой и нынешней жизни, поэтому то первое интервью со временем разрослось до нынешних немалых размеров.
…Незадолго до своего возвращения в июне 2015-го он мне сказал: «Счастлив, что еду на родину. Начинаю новую жизнь! Встретимся в Москве».
Он прилетел и сразу с головой бросился в работу, поездки, выступления, как будто хотел наверстать то, что считал упущенным за эти десятилетия. Судя по всему, планов у него было еще на сто лет вперед – его ждали и жаждали видеть во всех уголках страны.
Петербург, Саратов, Ростов-на-Дону… Впереди – Москва и Самара. В результате сердце не выдержало: 2 ноября во время гастролей в Ростове-на-Дону великого русского клоуна не стало.
Никогда не забуду телевизионные кадры в программе «Время»: декабрь 2015 года, Санкт-Петербург.
Олег Попов под овации впервые после возвращения выходит на арену цирка на Фонтанке. Зал, стоя, долго ему рукоплещет. А «солнечный клоун» стоит немного растерянный и… рыдает.
