Пять лет назад известного питерского актера Евгения Леонова-Гладышева нашли на улице недалеко от дома с серьезной черепно-мозговой травмой. В результате нападения неизвестных были сломаны ребра, пробита голова.
Больница, кома… Даже близкие не думали, что он выкарабкается. Но Евгений выжил и даже оклемался. Правда, в профессию пока полноценно не вернулся. Верим, что это скоро случится, и — ждем.
А я вспомнил нашу встречу в 2001 году, когда Леонов-Гладышев был в зените славы, к тому же был действующим президентом Гильдии актеров кино Санкт-Петербурга.
Прелюдия вышла комичной.…В фойе Дома кино стоял не совсем трезвый бритоголовый Михаил Кононов.
— Пресса? – увидев меня, бодро воскликнул бывший “начальник Чукотки”. — Напишите, что я навсегда ушел из кинематографа. Я теперь бизнесмен и… – он на мгновение задумался и добавил многозначительно: — и крупный бандит.
Комичность ситуации заключалась в том, что в Дом кино я пришел на интервью с замечательным «московским гостем» — питерским актером Евгением Леоновым-Гладышевым, киногерои которого частенько “брали за жабры” как раз бандитов и убийц.
Для сведения. Евгений Леонов-Гладышев родился в Вильнюсе. Сниматься начал с последнего курса ленинградского института театра, музыки и кинематографии. Сыграл в семидесяти двух кинокартинах, в двадцати пяти главные роли.
Самые известные фильмы с его участием — «Сибириада», «Место встречи изменить нельзя», «Сеанс одновременной игры», «Взлет и падение кондора», телесериал “Убойная сила”. 24 января 2023 года актеру исполняется 71 год.
ЧУТЬ НЕ СТАЛ ЕВГЕНИЕМ ЖЕМЧУЖНЫМ
— Евгений, откуда у вас такая “сложная” фамилия? — Я же не мог прийти в кино, будучи однофамильцем великого Евгения Павловича, да еще тезкой! Поэтому к своей я приставил девичью фамилию мамы.
Сама идея “раздвоения” принадлежит Андрею Кончаловскому, когда я снимался у него в “Сибириаде”. (Правда, он предлагал другой вариант: Евгений Леонов-Жемчужный.) А то каких только комических случаев из-за “просто Леонова” на взлете моей карьеры не было!
Например, лечу из Батуми в Ленинград на студенческий спектакль. Вдруг меня настойчиво приглашают в кабину пилотов. Командир самолета, заговорщицки улыбаясь, как старинному знакомому, спрашивает: “Как папа поживает?”
“Нормально, — отвечаю, — на заводе вкалывает”. “А-а, производственную тему снимают?” Словом, они приняли меня за сына Евгения Павловича. — Расскажите о своих родителях.
— Мои родители были далеки от искусства. Отец — летчик, во время войны бомбил Берлин. Мама работала лудильщицей на радиоламповом заводе.
Я был маленьким, когда они с папой разошлись, и, чтобы поставить нас с братом на ноги, мама устроилась на вредное производство — там больше платили.
Но денег все равно не хватало, и после первого класса меня отдали в школу-интернат номер 10 Нарвского района. Мы тогда уже жили в Питере.
— Считается, что интернат – классическая «фабрика» потенциальных уголовников. Или, как минимум, лоботрясов, драчунов, хулиганов… Вы к какой категории относились?
— Ни к какой. Я никогда не был хулиганом. Чтобы представить себе нашу интернатскую житуху, рекомендую посмотреть фильм Геннадия Полоки «Республика ШКИД». Учился я в младших классах очень хорошо, а в старших классах — так себе.
В хулиганстве и бродяжничестве замечен не был, но не скажу, что я был примерный воспитанник. Помню, несколько раз мы с ребятами провернули одну и ту же операцию, которую сейчас бы назвали «бизнесом».
Рядом с территорией интерната находился пункт приема стеклотары. После команда «отбой» мы с мальчишками перелезали через забор и ящиками (!) воровали бутылки, а утром туда же их и сдавали по 12 копеек за штуку. Выручку тратили на мороженое и сигареты — все мальчишки у нас курили лет с десяти.
Но это был так, эпизод из лучших лет моего детства, который сейчас вспоминается с усмешкой. А в остальном я был «до отвращения» очень серьезным мальчиком.
Вместо того, чтобы шляться по двору, много читал и с детства твердо знал, кем хочу стать. С удовольствием посещал в интернате театральный кружок, позже попал на телевидение — вел детский литературный альманах, снимался в телеспектаклях.
После десятилетки поступил в театральный институт. На последнем курсе снялся в кинофильме “Докер”. Мой дебют признали довольно удачным и вскоре пригласили на студию киноактера “Ленфильма”, где, кстати, я работаю до сих пор.
ПОСТРАДАЛ ЗА «БЮСТГАЛТЕРНЫЙ НАРЯД»
— Провокационный вопрос: в каком полку Советской Армии служили? — Служба у меня получилась замечательная! Будучи студентом третьего курса, да еще киноактером «со стажем», я пел в хоре Ансамбля песни и пляски Ленинградского военного округа.
Там же играл на ударной установке. Во время службы даже снялся в трех картинах — «Одиннадцать надежд», «Фронт без флангов» и «Фронт за линией фронта». Так что служил по полной.
Все благополучно катилось к дембелю. Но концовку смазал: меня отправили в натуральную ссылку — в Кандалакшу. За плохое поведение.
— За что можно так покарать отличного солдата? Есть три армейских «кита» — пьянка, самоволка, женщины…
— Нет, спиртным я не увлекался, да и в «самоволки» бегать не было необходимости. В ансамбле служили женщины, вольнонаемные. Во время концертов нам, солдатам, приходилось даже помогать им переодеваться.
Называлось это — «бюстгальтерный наряд». Девочка, исполнив номер, заскакивала за кулисы, и нужно было помочь ей быстренько сменить костюм. Вот я и увлекся одной балериной, женой офицера.
Самое обидное, что, по большому счету, между нами ничего не было. А меня взяли и сослали. В Заполярье, в пехоту! От греха подальше!
Служить рядовым пехотинцем мне не хотелось, и я провернул небольшую авантюру. В горкинопрокате Кандалакши взял напрокат фильм «Докер». Собственноручно написал афишу. Военный городок — пространство замкнутое.
Офицерам, их женам и детям деваться некуда. В общем, клуб был битком! Я вышел на сцену, чтобы представить картину.
Присутствующие обалдели: «у нас в полку служит настоящий артист кино» Все! Дальнейшая моя служба была облегчена, я снова занимался художественной самодеятельностью.
ПРОБОВАЛСЯ «НА ШАРАПОВА»
— В картину “Место встречи изменить нельзя” я попал случайно. — Расскажите.
— Снимался в главной роли в киноленте “Забудьте слово “смерть” по сценарию Эдуарда Володарского. Это был крутой боевик — по тем временам для Советского Союза очень редкий жанр.
Тогда, если не изменяет память, даже “Белого солнца пустыни” в прокате не было. Я целыми днями не вылезал из седла, куда-то скакал, стрелял, падал…
А поскольку оба фильма параллельно делались на “Одесской киностудии”, наши группы постоянно пересекались. И Говорухин предложил мне попробоваться на Шарапова. Но худсовет не утвердил.
Потом я узнал, что многие, даже очень известные актеры пробовались. И не только на Шарапова. В тот момент однозначно утверждена была только кандидатура Высоцкого-Жеглова.
Я согласился сыграть эпизод — три минуты экранного времени, четыре съемочных дня. В первой же серии меня, вернее, моего героя — молодого опера Васю Векшина, закололи.
Помните, иду блатной походкой, как сейчас говорят, на “стрелку” с бандитом, ем мороженое, сажусь на скамейку и получаю заточку в сердце.
“Раскололи”, гады… Кстати, фраза Высоцкого «А Вася Векшин не зеленый пацан был» надолго потом ко мне приклеилась. — Что еще запомнилось?
— Снимали эту сцену в Москве, на Цветном бульваре. Говорухину удалось создать удивительно органичную атмосферу на съемочной площадке. Конец семидесятых, вокруг носились современные автомобили, но все мы остро чувствовали дыхание послевоенного времени.
К Высоцкому я относился с большим пиететом, звал только по имени-отчеству, потому что для моего поколения он был кумиром. Что меня особенно поражало, Владимир Семенович был абсолютно готов к роли Жеглова.
Он досконально знал послевоенную эпоху, хотя сам был в то время пацаном. Знал, как одевались тогда женщины, что означали воровские татуировки, знал блатной мир с его феней.
И даже то, что курили тогда папиросы «Герцеговина флор» (потому что их курил Сталин), а не «Беломорканал», как показано во всех советских фильмах.
Высоцкого я запомнил всегда безукоризненно одетым, элегантным, прекрасно пахнущим, в 1970-е курящим «Мальборо», а это о чем-то да говорит.
— Вы были в курсе, что Высоцкий последние годы “сидел на игле” и, по одной из версий, умер во время ломки, связанный друзьями?
— Конечно, нет. Уже потом прочитал книгу Марины Влади “Владимир, или Прерванный полет”, многочисленные откровения-воспоминания, касающиеся оборотной стороны его жизни, — о пьянстве, наркотиках…
Я не был готов к восприятию такой информации. Поэтому лично для меня это была тяжелая душевная травма.
Я не был с ним дружен, как Борис Хмельницкий, Леонид Филатов или Валера Золотухин, относился к нему просто как к старшему коллеге. Но, скажу честно, у меня было ощущение, что он отвечает мне взаимной симпатией.
В нем не было никакой амбициозности: я, мол, звезда, а тут какой-то парень, снявшийся всего в двух картинах. Помню, как-то он меня спрашивает: “Ты где остановился?” Отвечаю: в Реутово. “Да это же у черта на куличках!
Поехали ко мне на Грузинскую, посидим, поужинаем”. Я не поехал… Несмотря ни на что, встречи с этим человеком — одно из самых запоминающихся событий в моей жизни.
ЗАДЕРЖАЛ ПАРОЧКУ ОСОБО ОПАСНЫХ
— О вас много разного говорят, особенно в Питере. Мол, выбиваете деньги из должников – местных киномафиози, заодно в свободное от работы время помогаете обезвреживать особо опасных бандитов. Было дело?
— И откуда наша пресса все знает! Что касается «выбивания денег», то я действительно занимался этим как гражданин и как Президент питерской гильдии. Бился — ходил на приемы, на «стрелки», пока не вернули долги актерам.
А что до криминала, было в моей жизни такое «веселенькое» приключение. Несколько лет назад мы с друзьями как-то зашли в ресторан в центре Петербурга. Сидим, чудесно так общаемся.
Вдруг подходит здоровенный бугай: «Ты ведь Васю Векшина играл? Пойдем, выпьем с нами». Я вежливо отказался: дескать, спасибо за приглашение, ребята, но я уже ухожу. Его аж перекосило!
Без всякой задней мысли выхожу на улицу, а этот бугай со своим дружком-шкафом выскочили следом и как начали пинать меня. Среди бела дня!
Меня буквально размазывали по асфальту, и помочь было некому — от друзей, которые ждали на другой стороне улицы, загородил остановившийся возле ресторана трамвай.
Пришлось вытащить из кармана газовый пистолет и бить на поражение. А что оставалось делать? Не погибать же в самом расцвете сил. (Смеется.) Вскоре и милиция подоспела.
— Сразу представляю шапки утренних газет: «Подвыпивший президент Гильдии замочил авторитетных и уважаемых бизнесменов!»
— Ну, замочить-то не замочил (хотя стреляю я неплохо), но, скажем так, задержал. И, хотя разрешение на ношение оружия у меня было в порядке, я все равно четыре часа провел в отделении. «Уважаемым бизнесменам» повезло меньше.
Оказалось, один из них — в розыске, другой только что вернулся из мест не столь отдаленных, а машина, на которой они приехали в ресторан, числится в угоне. — Правда, что в начале девяностых, вы «предали» профессию и…
— (Перебивает.) Я понял, о чем вы говорите… Все обрушилось практически одновременно: перестали снимать и приглашать в кино, и как результат — безденежье, дома — не пойми что. И я не то, чтобы испугался, — растерялся!
Потому что привык к тому, что каждый день телефон аж красный от звонков. Всем я был нужен. А тут — никто, ничего — тишина… Ну и что было делать? Я пошел мыть машины за сто долларов на платную ночную стоянку.
Надвинешь кепчонку на глаза, и — вперед! Особо я об этом не распространялся, но и не скрывал. И не комплексовал! А чего комплексовать, когда деньги — честно заработанные.
Надо же было как-то выкарабкиваться, семью кормить. Я потом ни разу не пожалел о сделанном. — Как раз хотел спросить о семье и вообще о личной жизни.
— Стоп! Я категорически не люблю о ней говорить. Скажу только, что 23 года я прожил со своей первой женой – актрисой, и понял, что это катастрофа, когда актер и актриса находятся на одной кухне.
Актриса тяжело переживает свой возраст, изменения во внешности, которая куда-то уходит — остаются комплексы… Сейчас у меня другая семья.
ЗВЕЗДИЗМОМ НИКОДА НЕ БОЛЕЛ
— Тогда поговорим о творчестве. Из семидесяти двух киноролей есть достойные особой актерской гордости?
— Очень люблю “Сибириаду”, где я сыграл Алексея Устюжанина в молодости. И хотя мое участие в картине было скромным, считаю ее настоящим произведением искусства. Фильм, получивший приз Каннского фестиваля, прошедший на Западе с оглушительным успехом…
Вы только представьте: на мой эпизод, который на экране длится всего 10 минут, ушло два месяца съемок! Это был рельефный, неоднозначный герой. Можно даже сказать — антигерой, который вызывал раздражение чиновников от кино.
Он жил «неправильно»: колония, война. В 16 лет на войне совершил подвиг и потом погиб «не очень красиво», нелепо… Но в фильме мой герой говорит одну фразу, которая многого стоит, которую я запомнил на всю жизнь.
Обращаясь к героине Гурченко и приглашая ее поехать с собой, он говорит: «Дура ты, Тайка! Счастья своего не понимаешь. Всю жизнь я не был никому нужен, кроме Родины». Вот о таких ролях я сегодня вспоминаю с ностальгией.
А вообще в отличие от многих коллег я очень иронично отношусь к своей персоне. Звездизмом никогда не болел. Люблю “Падение кондора” и “Санта эсперанса” чилийского режиссера Себастьяна Аларкона, где я сыграл главные роли.
Еще — очень хороший, но, к сожалению, никому неизвестный фильм “Огни” по ранним рассказам Чехова, в котором мы снимались с замечательной Таней Догилевой. Не стыдно за комедию “Сеанс одновременной игры” Леши Лебедева.
ХВОСТ ЖАР-ПТИЦЫ
— Ваше мнение: можно научиться актерской профессии? Или все-таки еще нужна, что называется, искра божья?
— Я считаю, что научиться профессии актера — нельзя. Она требует определенных психофизических данных, эмоциональной возбудимости, тонкой нервной системы.
Ведь каждый день перед зрителями приходится обнажать свое сердце, которое зачастую не выдерживает таких нагрузок. Поэтому актеры и рано уходят из жизни. Представьте, два часа идет пьеса.
И за эти два часа актер должен пережить смерть матери, потерю любимой, предательство друга… Знаете, руки трясутся после спектакля.
Сегодня ситуация в кинематографе сложная. В год снимается 40-50 фильмов. А потому — мощная конкуренция. На одну роль пробуется 20, 30, 100 человек. И для того, чтобы схватить за хвост свою жар-птицу, требуется очень многое.
— Что же вы делаете, чтобы схватить за хвост жар-птицу? — Ничего. Снимаются в основном сериалы. Мне не нравится в них работать. На съемку одной серии отводится восемь дней.
Поэтому актер не способен глубоко проникнуть в образ, зачастую нет режиссерского замысла, съемка проводится вслепую… Для поддержания своей творческой формы я снялся в «Убойной силе», хотя не люблю этот сериал.
Образ моего героя — майора Шишкина — из серии в серию постоянно нивелируется. Исчезли усы, растворилась где-то его присказка «ядрен-батон». И из острохарактерного персонажа он превратился просто в глуповатого.
У нас в милиции очень много дураков. Продюсеры требуют: «Попроще надо!» И то, что зритель кушает всю эту пошлятину, ширпотреб, который идет со сцены, это ужасно. Но мы должны переболеть и этим.
Раздражает, когда приезжает какая-нибудь девчушка из Урюпинска, продюсер вкладывает в нее бабки, и она уже звезда. А настоящие звезды — Олег Басилашвили в БДТ получает 650 рублей, несравненная Алиса Фрейндлих — 1200. Вот это ненормально.
– Чем же вы заполняете творческий вакуум? – Еще в 1992 году я попробовал себя в режиссуре и снял фильм «Высшая мера».
Тогда мне стало скучно в кино, потому что режиссеры постоянно эксплуатировали меня в одном и том же образе. И вот я подался в режиссуру. Снимаю только питерских артистов. — Почему? Москву не любите?
– Не в этом дело. Мною руководит исключительно желание помочь моим землякам-актерам. Поверьте, им живется труднее, чем их коллегам-москвичам. Наше телевидение обладает весьма скромными мощностями.
После того, как Пятый канал перешел в общероссийское ведение, у санкт-петербургского ТВ остался радиус действия всего 90 километров. Соответственно выделяются и средства.
Недаром когда-то было точно сформулировано о нашем Питере: «Великий город с областной судьбой»…
А сколько прекрасных артистов уехало от нас в Москву: Олег Борисов, Татьяна Доронина, Сергей Юрский, Наталья Тенякова, Эммануил Виторган… Не избалованы наши артисты и сегодня деньгами, вниманием прессы. Все сосредотачивается на столичных звездах.
ОСОБЕННОСТИ ПОСТЕЛЬНЫХ СЦЕН
— И последний вопрос. Большинство актрис не любят сниматься в постельных сценах. А как к ним относятся актеры-мужчины?
— Все индивидуально. Не могу похвастаться, что я – герой любовник. Например, у меня была весьма откровенная постельная сцена с Танечкой Догилевой в “Огнях”, и я благодарен ей за то, что ко мне, как к партнеру, она отнеслась с пониманием.
Это же вещи довольно щекотливые, тонкие, естественно, чтобы художественно выразить, нужно понравиться партнерше, ухаживать, куда-нибудь пригласить, взяв за руку, почувствовать, что эта женщина тебе не чужая. Не обязательно дальнейшее развитие отношений интимного характера.
— Но бывало? — Практически нет. У меня была “любовь” с Женей Симоновой, Леночкой Цыплаковой в двух картинах, Светланой Рябовой. И никакого продолжения. Поймите: для меня это больше чем работа.
Огромные эмоциональные затраты. Особенно, когда по сюжету актриса играет твою любимую женщину. Ведь я должен досконально знать о своей партнерше все — во всех аспектах.
Семейное положение, подробности личной жизни. Если пригласит, приду в гости с бутылкой “шампанского”. Важно, какие у нее руки, ухожены ли ногти…
— Лично вас как мужчину постельная сцена возбуждает? — (Длинная пауза.) Когда играешь любовную сцену, вокруг столько раздражителей.
Начиная с пара изо рта, потому что в павильоне плюс три, а ты полуголый лежишь, и заканчивая посторонними людьми, которые то и дело меряют фокусное расстояние до камеры, ставят свет.
Честное слово, не до возбуждения. Хотя иногда у меня появлялось желание… встретиться с партнершей в более подходящей обстановке. И встречались. Но не скажу с кем…
